Джон Пассарелла - Обряд посвящения[Rite of passage]

— Можете написать это в отчете, — предложил Бобби. — Обеспечьте себе прикрытие.

МакКлэри шлепнулся на диван и вздохнул:

— Ага, если кто–то еще видел то, что видели мы. Но остального это не объясняет.

Бобби приблизился к нему и сел в стоящее напротив дивана кресло, чтобы оказаться на одном уровне с МакКлэри:

— Что ж, сержант, пришло время решать.

— Решать что?

— Остаться при утешительной лжи, — пояснил Бобби, — или столкнуться с суровой правдой.

Сумико стояла перед домом Райана минут пять, пытаясь решить, хочется ли ей подойти к двери или же вернуться домой. На свежую голову она старалась понять, была ли честна с ним и, наоборот, был ли он честен с ней. В общем–то, следовало признать, что она слишком сосредоточилась на себе и блоге. Все сумасшедшие события, происходящие в городе, заставляли ее обновлять посты, пытаться отыскать связь, которая объяснила бы все странности. Она отошла от текущих школьных событий — шуточных расследований о таинственном мясе в школьном кафетерии, предположений о личности участников различных школьных шалостей, щедро сдобренных сплетнями о делах амурных — и принялась постить статьи о людях, погибших вследствие ужасных несчастных случаев и от смертельно опасных болезней. В какой–то мгновение информационный поток захлестнул ее.

Теперь, когда эмоции немного улеглись, а не бурлили и кипели, она попыталась взглянуть на все с точки зрения Райана. Она была его подружкой, но, возможно, ее слишком увлекли события, которые мало относились к нему, да и к ним, как к ученикам старших классов. Возможно, она уделяла ему мало времени. Если на секунду отбросить собственные интересы, Сумико понимала, что Райан волнуется за оценки и свое будущее, и что вечно отсутствующий отец едва ли оказывает ему поддержку. В этом они были похожи. Райану понадобится стипендия и уйма кредитов, чтобы поступить в колледж, любой колледж. Вероятно, он сейчас испытывает слишком большой стресс, чтобы с ним справиться. Так что, может быть, ему нужно было с кем–то поговорить, а она, единственный близкий ему человек, оказалась слишком занята болтовней о всех странных вещах, которые запечатлела в блоге.

Сумико сделала глубокий вдох.

«Ладно, — признала она. — Я, пожалуй, была скотиной, — однако сразу напомнила себе: — Но он зашел слишком далеко, уничтожив мою собственность».

Нарочно ли? Он прибавил несколько сантиметров за последний год и порой бывал, мягко говоря, неуклюжим. Она ведь ему даже времени объясниться не дала.

«Мы оба были неправы», — заключила Сумико.

Вздохнув, она подошла к двери и постучала.

Райан, одетый в старую синюю толстовку, натянутую через голову, открыл. Он быстро сунул руки в карманы. Выглядел он довольно дерганым, а глаза у него были такие, будто привидение увидел. Не знай его Сумико раньше, подумала бы, что он употребляет наркотики.

— Сумико?

— Райан, — проговорила она. — Всё нормально?

— Да… Не знаю, — он пожал плечами. — Я уже не уверен, что означает «нормально».

— Мне тяжело, — она на секунду опустила взгляд, — но я хочу извиниться. Не за то, что наорала на тебя за разбитый монитор. Это ты заслужил. Я хочу попросить прощения за то, что не стала тебя слушать…

— Я заплачу за монитор, — перебил Райан. — Я виноват.

— Спасибо. Я пока старым пользуюсь. Так что можешь не спешить с оплатой. Может, я отдам его в починку. Дешевле выйдет, чем новый покупать. Наверное.

— Хорошо, — рассеянно проговорил Райан. — Пришли мне счет.

— Райан, — сказала Сумико. — Что не так? Ты выглядишь… странно.

— Слушай, мне надо идти.

— Куда?

— Ты была права насчет разрыва отношений. Ты занята, а я… Мне надо немного побыть одному, понимаешь? Тебе лучше держаться от меня подальше. Правда.

— Райан, ты меня прогоняешь?

— Время неподходящее, — Райан смотрел мимо нее. — Вот и всё.

— Ты рвешь со мной отношения?

— Это ведь неизбежно, так? У тебя есть колледжи на выбор. Ты отправишься покорять новые миры, а я буду здесь. Это просто был мимолетный школьный роман, так?

— Райан, я вижу нас совершенно не так.

— Может, тебе стоит посмотреть правде в лицо, Сумико, — отозвался Райан. — Нужно положить этому конец. Нет смысла растягивать боль. Просто… отодрать пластырь, правильно?

— Мы поссорились по–дурацки, Райан, — взмолилась Сумико. — Парочки постоянно ссорятся. И потом мирятся. Почему ты ведешь себя так?

— Время неподходящее, Мико, — он потянулся к двери. — Мне надо идти.

И пока Сумико стояла на ступеньке с отвисшей от изумления челюстью, Райан отступил и закрыл дверь у нее перед носом. Несколько секунд она недоверчиво таращилась на дверь. Ждала. Но он просто оставил ее ошарашенно стоять. Понятное дело, что–то с Райаном было не так: как он кутался в толстовку, избегал смотреть в глаза, дергался. Сумико начала подозревать, что он каким–то образом влился в сумасшествие, охватившее город. Да, подложенная бомба оказалась фальшивкой, но это не значит, что странное поведение Райана не является частью всеобщего безумия.

Наконец, Сумико развернулась и зашагала в сторону дома.

— Что это была за чертовщина? — вслух спросила она себя.

На данный момент Сумико понятия не имела, но вознамерилась выяснить.

Райан привалился к двери, чувствуя за ней присутствие Сумико. Будучи уверенным, что она видит его насквозь, Райан пытался вспомнить, что сказал и какие подавал знаки. Он был уверен, что заражен чем–то, и не мог даже думать о том, чтобы заразить ее. Или признаться, что он, вероятно, умирает. Лучше оттолкнуть ее.

Как только Райан ослабил бдительность, внутри закипела ярость и мышцы задрожали от желания ударить кого–нибудь или причинить кому–нибудь боль. Разговор с Сумико вытянул из него все силы. Разрыв с ней был болезненным, но необходимым. Это был единственный способ защитить ее от происходящего.

Правой рукой Райан сжал в кармане толстовки письмо, которое мать написала отцу за несколько дней до его рождения. От понимания того, что отец все эти годы держал письмо в тайне, хотелось орать. Он снова развернул листок и уставился на слова, как будто они были загадкой, решение которой объяснит его жизнь.

Райан обнаружил, что сидит за кухонным столом, глядя на лист бумаги. Письмо говорило о самоотверженности, несмотря на то, что произошло с матерью. Не углубляясь в детали, она намекала на ужасное происшествие, которое вынесли его родители, на трагедию, которую отец от него скрывал. Кулаки Райана дрожали по обе стороны письма. Внутри пылал жар. Лоб продолжал пульсировать глухой болью и зудеть, будто от сыпи. Ногти, уже совершенно темные, огрубели, и заостренные кончики были такими острыми, что он мог бы вырезать свое имя на деревянной столешнице, как лезвием перочинного ножа. Он спрятал ногти от Сумико, хотя болезненное желание обхватить пальцами ее горло накатывало темной волной.